Среди множества святых, память которых совершается в ближайшие дни, есть святой, чье имя дало наименование целому направлению в истории русской религиозной мысли.
Автор одного из лучших произведений средневековья «Просветитель» – прп. Иосиф Волоцкий вошел на скрижали русской истории, как один из основных теоретиков возвышения церковно-политической власти московских государей. Жизнь и общественная деятельность прп. Иосифа протекает во второй половине XV в. в эпоху необычайно буйного роста северно-русских монастырей. Это обстоятельство в значительной степени объясняется исторической трагедией татарского разгрома Руси. Спасаясь от восточных завоевателей массы населений отхлынули в северные лесные просторы туда, где прежде был проложен путь подвижниками монахами. Мирское земледельческое население окружало скромного отшельника монаха, помогало ему отстроить самый примитивный монашеский дворик, и являла перед лицом татарских баскаков привычную для них картину буддийского монастыря, обслуживаемого примыкающим к нему населением. И за это освобождаемый от чрезмерного налогового бремени. Таким образом возникли многие города северо-восточной Руси. А сам процесс освоения лесных просторов в исторической литературе получил наименование монастырской колонизации. Творцы и вожди северорусского монашества являют собой не просто трудолюбивых пастырей, но богатырей новаторов, открывающих новые земли. Именно им-то и надлежало стать собирателями народного духа и отеческой культуры.
На рубеже XV – XVІ вв. в монастырской среде возникает оживленная литературная полемика. Внешним поводом к тому послужил внешний спор о монастырских вотчинах. Разделивший тогда элиту русского общества на два противоборствующих лагеря: иосифлян, т.е. сторонников прп. Иосифа Волоцкого и заволжских старцев, несколько столетий позднее названными нестяжателями.
Начало ожесточенной литературной полемики восходит к церковному собору 1503 г., на котором Нил Сорский – лидер партии нестяжателей стал говорить, чтобы у монастырей сел не было, а жили бы чернецы по пустыням и кормились бы рукоделием. Сам Нил Сорский был игуменом монастыря на реке Соре близ Белого озера и являл собой образец созерцательного направления в монашеской жизни.
Главным оппонентом нестяжательской доктрины выступил игумен волоколамской обители прп. Иосиф Волоцкий. По глубокому пониманию прп. Иосифа, монастырь – это одна из центральных клеток общежития православного народа. Для мировоззрения Иосифа характерно не бегство прочь от одного клочка земли для строительства кельи под елью, а посвящение этого земного блага Богу и Церкви. Подобная христианская политэкономия – есть ничто иное, как простое бесхитростное лишенное богословских обобщений древнерусское строительство на земле града Божия в нашей национальной истории.
По мысли прп. Иосифа, монастырь – это не бегство от мира, но всецелое служение ему. Так, в голодные годы в волоколамскую обитель стекались тысячи людей и получали пропитание. А изголодавшихся детей своих крестьяне порой бросали у стен монастыря. Так Иосиф вынужден был устроить сиротский дом и годами занимался их воспитанием. Таким образом, на соборе столкнулись две правды: правда идеала монашеской жизни и правда социального служения обществу.
Появление на поприще Московской Церкви XV в. фигуры Иосифа Волоцкого следует признать фактом симптоматическим. Изжив 250-летнее татарское иго, ведущее из русских племен, собравшись вокруг Москвы, достигло того, что сейчас принято называть имперским самосознанием. Ключом к пониманию этой эпохи служат два события, чрезвычайно повлиявших на ум и настроение русского общества. Во-первых, это измена греков Православию на Ферраро-Флорентийском соборе и во-вторых, падение Константинополя, которое последовало вслед за этим. Оставшись единственным православным царством и отбросив греческий соблазн унии с Римом, Москва дерзновенно попыталась разгадать свое звание в масштабе всемирной истории. Окончательную и самую сильную формулировку сложившихся в русском обществе представлений о новых правах и обязанностях русского государства и его самодержавного правителя дает Волоцкий игумен Иосиф (Санин). В своей книге «Просветитель» призывает государей к наложению казней на еретиков. Он обращается со следующим поучением к властям: «Слышите, цари и князи, и разумейте, яко от Бога дана держава вам, яко слуги Божии есте. Сего ради поставил вас есть пастырями людей своих, блюдити стадо от волков невредимо». Подобные представления о личности православного государя, почти буквально было скопировано с византийской традиции и закрепило представление о переходе на Московское царство ведущей роли вечного Рима, ставшего теперь после падения второго Рима, Римом третьим и последним.
Борьба иосифлян и нестяжателей, на первый взгляд, может показаться сугубо внутрицерковным спором. Однако происходит он при участии светской власти, которая является заинтересованной стороной и при этом осложняется вопросом о казни еретиков. В ту эпоху Московское государство испытывало крайний дефицит в свободной земле. Что и побуждало московских князей засматриваться на богатые монастырские вотчины. В свою очередь это вызывало недовольство в церковной среде за исключением небольшой партии нестяжателей и новгородских еретиков. Появление новгородской ереси, так называемых, жидовствующих восходит к семидесятым годам XV-го в. Прививка её была занесена из вне. Автономные новгородцы, напрягавшие последние усилия, чтобы отстоять свою самостоятельность от Москвы пригласили к себе на кормление киевского князя Александра Олельковича. В свите князя была группа образованных евреев во главе с медиком Схарией. Генетическая связь этого кружка с современным иудаизмом довольно сомнительна. И специалистам по истории тайных обществ средневековой Европы еще предстоит разгадать, к какой разновидности последних принадлежала кучка свободомыслящих евреев, нашедших в конце XV в. усердных учеников в нашем Новгороде. В следующем 1471 году Иван III задушил сепаратистскую новгородскую интригу и оккупировал Новгород. Но за год следы еретической пропаганды глубоко вонзились в души новгородского духовенства. В этот кружок оказались вовлечены все сильные министры при дворе Иоанна III – Фёдор Курицын и невестка великого князя Елена Волошанка, мать будущего наследника Дмитрия и даже глава русской Церкви – митрополит Зосима. Учение еретиков представляло довольно странное смешение кабалистики, магии, алхимии и астрологии. Вскоре, тайный кружок при дворе был выявлен, остальные его участники были разосланы по монастырям для покаяния и лишь некоторые из них были преданы смертной казни. Эти суровые меры правительства в очередной раз разделили церковную общественность на два лагеря. Одни из них поддерживали казнь еретиков, другие, напротив, призывали к гуманности. Пожалуй, это единственный случай в тысячелетней истории России, когда за убеждения была применена смертная казнь и запылали костры аутодафе. Однако, весьма отрадно, что в Русской Церкви нашлись силы, способные уравновесить инквизиторские порывы общества, чего так недоставало средневековой Европе.
Тихая, бесшумная победа иосифлян довольно показательна, поскольку народ, власть и Церковь осознали себя в ореоле православного царства, то школа нестяжательского идеологического меньшинства уступает место иосифлянской концепции «Москва – третий Рим и четвертому не бывать». По сути, все эти частные вопросы спор о вотчинах и о гуманности по отношению к еретикам сводился лишь к одному – к попытке выявить место и роль Церкви в зарождающемся русском государстве, т.е. к вопросу, который актуален и по сей день.
В середине XІX столетия спор иосифлян и нестяжателей приобретает совершенно иную окраску, что объясняется политическим пристрастием интеллигенции той эпохи. Светская историография, начиная с вальтерянствующих историков Щербатова и Арцыбашева, вошло в моду поругивать преподобного Иосифа за апологию возрастающей неограниченной власти царей московских. Даже Карамзин не избежал заражения тонами подобных оценок. В их трудах внушается, якобы, самоочевидные порочные, с точек зрения преподобного Иосифа Волоцкого, и наоборот, канонизируется. Выдается за единственную, якобы, для христианства нормальную, мироотрешённая, внегосударственная, пустынническая позиция Нила Сорского.
В этом одностороннем выборе между двумя одинаково оправданными и освященными церковным преданием традициями и состоит то искажение, та богословская кривизна, которую сознательно и умышленно приняла светская университетская и популярная история русской литературы, начиная с эпохи Белинского. Причины того самоочевидны, противосамодержавнический и антицерковный настрой общества конца XІX в.
Примечательно, что в сороковые годы XX в. в правление Иосифа Сталина советская историография попыталась в корне пересмотреть отношение к личности Иосифа Волоцкого. В эти годы государственническая позиция игумена волоколамского монастыря была названа верной и единственно исторически оправданной.
Нередко, желая обвинить Церковь в грехе корыстолюбия, в качестве аргумента ссылаются на исторический спор иосифлян и нестяжателей. Однако, антагонизм и драматизм этот спор приобретает лишь в антихристианской литературе XІX в. Между тем, Церковь всегда существовала между этими двумя полюсами, которые дополняли и уравновешивали друг друга.
Автор-составитель: прот. Николай Грошев
